Этим летом в России объявился новый мультимиллионер. Датчанин Джеффри
Гальмонд признался, что контролирует почти 40% акций третьего сотового
оператора России — “МегаФона”.
Нельзя сказать, что это признание было
добровольным. Версия Гальмонда прозвучала в разгар судебных баталий за
блокирующий пакет “МегаФона”, который был куплен “Альфа-групп” в августе
прошлого года. Оппоненты ставят утверждения Гальмонда под сомнение,
называя его номинальным владельцем, за которым стоят “питерские
связисты” и лично министр по информационным технологиям и связи Леонид
Рейман.
В беседе с “Ведомостями” Гальмонд изложил свою версию событий.
История простого датского адвоката, который занялся бизнесом в России
еще в советские времена, дружил с ленинградскими юристами и конфликтовал
с питерскими бандитами, читается как авантюрный роман. Некоторые
фигуранты этой истории подтверждают рассказ датчанина, некоторые —
Рейман, председатель совета директоров “Альфа-групп” Михаил Фридман,
бывший владелец LV Finance — не откликнулись на предложение “Ведомостей”
подтвердить или опровергнуть его утверждения.
— Чем вы занимались до того, как стали владельцем IPOC? Как
оказались в России?
— У меня была частная адвокатская практика в Копенгагене и дочерний
офис в Гамбурге. В 1988 г. ко мне обратилась датская строительная
компания Kay Wilhelmsen A/S, которая хотела создать СП в Советском
Союзе. В конце 1990 — начале 1991 г. это СП было зарегистрировано, и это
было самое первое СП, которое было зарегистрировано в Министерстве
финансов России. С российской стороны мне тогда помог профессор Валерий
Мусин, сейчас он руководит кафедрой гражданского процесса
Санкт-петербургского университета. В 1992 г. я открыл офис юридической
фирмы в Санкт-Петербурге. [“Он знающий, толковый юрист, мне было очень
приятно с ним работать”, — подтвердил Мусин “Ведомостям”.]
Работая со строительной компанией, мы столкнулись с проблемой — из
России было невозможно никуда дозвониться. Положим, вам нужно было
позвонить в Данию — вы сидели в отеле и ждали по пять-шесть часов, пока
вам организуют соединение. И мы решили, что было бы прекрасно создать в
России компанию, занимающуюся мобильной связью. Строители привлекли к
проекту датскую фирму, которая занималась производством телефонных
аппаратов стандарта NMT-450, а я начал переговоры с Ленинградской
городской телефонной сетью (ЛГТС).
Переговоры мы вели с Леонидом Рейманом — во всей ЛГТС он единственный
говорил по-английски. В результате в Санкт-Петербурге было создано
совместное предприятие по производству аппаратов, но, к сожалению,
датская компания-партнер обанкротилась. Тем временем я начал помогать
ЛГТС решать разные юридические проблемы — а проблем было много. В
1993 г. ЛГТС была приватизирована, и я помогал компании с оформлением
бумаг.
Потом я участвовал в создании первой в городе цифровой сети связи —
компании “ПетерСтар”. У самой ЛГТС не было возможности привлечь
инвестиции в эту компанию, не было валюты, чтобы платить западным
кредиторам, аудиторам, юристам. ЛГТС сотрудничала с предпринимателем по
имени Энтони Джорджиу, который жил в Лондоне и был большим фантазером.
Русских поначалу впечатлил его размах, обещания найти финансирование,
привлечь инвесторов и т. д. Но на деле все эти щедрые обещания оказались
пшиком. В конце концов Джорджиу вышел из проекта и продал свои 60% акций
“ПетерСтара” канадской компании PLD Telecom.
Тогда я сказал, что найду партнеров. Я приобрел 20% акций
“ПетерСтара” на компанию Complus Holding и начал переговоры с PLD
Telecom. Я договорился с PLD Telecom о том, что “ПетерСтар” выпустит
привилегированные акции на сумму порядка 80 млрд руб., которые выкупит
PLD Telecom. При этом PLD Telecom внесет в “ПетерСтар” оборудование и
получит 60% обыкновенных акций оператора. Оборудование было поставлено,
и “ПетерСтар” наконец-то начал развиваться. [Джорджиу трактует события
иначе. Он рассказал “Ведомостям”, что еще до появления Гальмонда
договорился с рядом американских инвестиционных компаний о привлечении в
“ПетерСтар” $8 млн и нашел поставщика оборудования для оператора —
британскую компанию GPT. Но Рейман, в то время заместитель гендиректора
ЛГТС, настоял на том, чтобы Джорджиу вышел из проекта. — “Ведомости”]
— Вы утверждаете, что вам принадлежит контроль над “Телекоминвестом”,
одним из крупнейших в России телекоммуникационным холдингом. А в его
создании вы тоже участвовали?
— К 1995 г. топ-менеджеры ЛГТС решили, что хорошо бы привлечь в
компанию иностранный инвестиционный банк. Но инвестбанкиры из Salomon
Brothers объяснили, что ни один иностранный инвестор не вложит деньги в
компанию, которая не может по-настоящему зарабатывать деньги. “У вас
доходы в рублях — как же вы будете возвращать долги?” — сказали банкиры
и предложили создать самостоятельную компанию, которая занялась бы
развитием современной телефонии и в которую можно было бы безбоязненно
инвестировать. Вот так и родилась идея “Телекоминвеста”.
Когда “Телекоминвест” был создан, 5% его акций получила принадлежащая
мне датская компания Wasa Invest Consulting (позже переименована в Odem
AS), а остальные 95% — “Петербургская телефонная сеть” и
“Санкт-Петербургский ММТ”. Потом, чтобы избежать двойного
налогообложения, мы создали в Люксембурге компанию First National
Holding (FNH), которая позднее приобрела у Odem AS долю в “Телекоминвесте”.
FNH была создана как “дочка” другой люксембургской компании — Complus
Holding, которая одновременно владела пакетом акций в “ПетерСтаре”.
— Долгое время акционером “Телекоминвеста” считался Commerzbank, а
не FNH?
— В начале 90-х в Петербурге нередко находили предпринимателей в
машинах с пулей в голове. Это было очень опасное время. У меня тоже был
конфликт с одной судоходной компанией, и меня тоже пытались “убрать”. И
я считал, что лучше не демонстрировать реальных масштабов своего
бизнеса. Я поговорил cо своим компаньоном в Гамбурге, школьный товарищ
которого работал в Commerzbank, и мы решили передать акции операторов,
которыми владели, в этот банк. Мы составили с Commerzbank, Complus и FNH
репо-соглашения. Это означало, что я продаю банку акции FNH и Complus,
он становится акционером этих компаний, я плачу ему за исполнение всех
обязанностей, связанных с участием в компаниях, но, когда я потребую
акции обратно, он обязан продать их мне. По этой схеме мы и начали
работать. Акционером “Телекоминвеста” был Commerzbank, но в совете
директоров холдинга наравне с представителями Commerzbank присутствовали
и мои представители, которые контролировали ситуацию. Complus
представлял Том Оулсен, мой давний коллега из Дании, а FNH — Петер
Шухардт, который и сегодня состоит в совете директоров “МегаФона”. А я
был корпоративным юристом “Телекоминвеста”.
— Как получилось, что Леонид Рейман, нынешний министр
информационных технологий и связи, стал бенефициаром офшора?
— Рейман никогда не был бенефициаром офшора. Он был выгодополучателем
от сделки. В 1997 г. к нам обратилась PLD Telecom и предложила купить
контрольный пакет FNH за $150 млн. К тому времени Рейман входил в советы
директоров всех операторов, помогал с регистрацией компаний, решал
организационные вопросы, находил нужных людей в отрасли, подбирал
менеджеров, начинал работать с раннего утра и заканчивал в три ночи. И я
решил, что когда выйду из бизнеса, то должен буду каким-то образом
выразить свою благодарность за эту помощь. Я думал — если просто
заплатить, возникнут налоговые последствия. Если я передам ему акции
компании, ему придется объяснять, как он их приобрел, ведь в те времена
еще действовало множество валютных и иных ограничений.
Тогда я решил учредить траст — Fiduciary Commercial Trust, в котором
я и несколько моих коллег стали протекторами. Мы написали бумагу, где
было сказано: если в трасте в результате сделки окажутся средства и они
будут распределяться, то их должны получить несколько
выгодоприобретателей, в том числе Леонид Рейман. Сам он ничего не
подписывал и не организовывал — решение было за мной.
— Траст был создан специально под сделку с PLD Telecom?
— Да. Траст мог получить деньги в том случае, если бы мы завершили
сделку с PLD Telecom и продали оставшиеся у нас акции FNH. Именно деньги
от продажи этих акций и предполагалось распределять, в том числе в
пользу Реймана.
17 августа 1998 г. мы отправились в Нью-Йорк на церемонию подписания
соглашения с PLD Telecom. На столе уже лежали все бумаги, составленные
юридической компанией Morgan, Lewis & Bockius. Мы прилетаем в Нью-Йорк,
на столе шампанское, звучат поздравления — сделка года и все в таком
духе. Вдруг открывается дверь, входит один из банкиров и говорит:
“Знаете что? Российской экономики больше нет”. Мы говорим — да ладно,
бросьте. Нет, отвечает, правда, хотите — спустимся к нам в офис и все
узнаете. Вот так сделка и разрушилась. Это было, знаете ли, некоторым
разочарованием для нас.
Потом у меня случился конфликт с управляющим директором одной
российской судоходной компании, на меня напали три бандита. Все это
произошло примерно в одно время, и я решил, что с меня хватит. В ноябре
1998 г. я уехал из России, но в конце января 1999 г. вернулся. В страну
тогда никто не верил, из нее ушли все инвестиционные банки, закрыли
офисы юридические фирмы. Я попросил Commerzbank помочь нам найти
инвестора в российские телекоммуникационные компании. Мы написали
инвестиционный меморандум, начали ходить по инвесторам, те по большей
части нам отказывали. Первоначально мы собирались привлечь $50 млн на
развитие, но в январе 2000 г. ко мне домой на Миллионную улицу пришел
представитель шведской Telia Бо Магнуссон, которого я знал по работе в
“Северо-Западном GSM”, и сказал, что компания готова инвестировать
$80 млн. “Берете или нет?” Я ответил: берем. В то время Telia уже была
акционером в “Северо-Западном GSM” и была заинтересована продолжить
сотрудничество. Деньги поступили в FNH, которая оплатила свою долю в
капитале “Телекоминвеста” и стала его крупнейшим акционером. А Telia
получила 29% акций FNH. Позже Telia для консолидации захотела получить
прямую долю в “Телекоминвесте” и обменяла свои акции в FNH на акции
самого “Телекоминвеста”.
В 1999 г. Рейман сказал, что уходит в правительство. Ему пришлось
покинуть советы директоров всех компаний — “ПетерСтара”,
“Телекоминвеста” и т. д. Я отправил ему письмо, где сказал — извини, но
с трастом придется покончить. Я постараюсь найти деньги сам. Это было в
январе 2000 г., как раз перед тем, как мы подписали соглашение с Telia.
Рейман согласился, тем более что ему было уже не до того. [Рейман,
представителям которого “Ведомости” предложили прокомментировать эти
утверждения, не воспользовался этой возможностью.]
— Как появился фонд IPOC, ставший впоследствии акционером “МегаФона”?
— В 2000 г. я много общался с инвестиционными банкирами, в этом мне
помогал Commerzbank. И мне посоветовали создать совместный
инвестиционный фонд, в котором люди могли бы покупать акции, а деньги
шли бы на разные проекты. Для создания такого фонда мне нужен был
специалист, и Майкл Норт, в то время вице-президент Commerzbank,
посоветовал мне обратиться к Видиа Шарма, бывшему старшему
вице-президенту Merrill Lynch.
Поначалу все шло хорошо. Шарма зарегистрировал фонд IPOC
International Growth Fund, на 100% подконтрольный IPOC Capital Partners.
Уставный капитал IPOC Capital Partners составил $12 000. Мне
принадлежало 80% акций IPOC Capital Partners, а Шарма получил 20% —
предполагалось, что он приведет в фонд инвесторов. Шарма потратил почти
год, пытаясь найти инвесторов, и все безрезультатно. В итоге мне
пришлось вкладывать деньги в IPOC International Growth Fund самому.
Минимальный размер уставного капитала IPOC International Growth Fund
должен был быть не менее 5 млн евро. В декабре 2000 г. я внес $6 млн, и
это было первой инвестицией в IPOC International Growth Fund.
[Шарма, к представителю которого “Ведомости” обратились за
комментарием, не откликнулся на предложение изложить свою версию событий
по телефону.]
— А потом началась эпопея с “МегаФоном”…
— В то время я много обсуждал с Telia перспективы развития
“Северо-Западного GSM”. Я решил, что для этой компании было бы неплохо
приобрести акции GSM-операторов в регионах и со временем превратиться в
игрока национального масштаба. Мы стали думать, можно ли получить
лицензию на Москву или купить кого-нибудь из московских операторов. В
начале 2001 г. [тогдашний гендиректор ПТС и член совета директоров
“Телекоминвеста” и “Северо-Западного GSM”] Сергей Солдатенков сказал
мне: похоже, у нас появился шанс попасть в Москву. Там есть компания
“Соник Дуо”, которой выдали третью GSM-лицензию и у которой финансовые
трудности. Акционером “Соник Дуо” был “ЦТ-Мобайл”, на 49% принадлежавший
компании Transcontinental Mobile Investment (TMI) Леонида Рожецкина,
одного из основателей компании LV Finance, а 51% акций владел
“Центральный телеграф”.
Солдатенков посоветовал мне пообщаться с Рожецкиным. Тот подтвердил,
что с финансированием “Соник Дуо” есть проблемы. У “Центрального
телеграфа” не было средств, сам Рожецкин тоже не мог вкладывать деньги.
Структура собственников была такова, что он не мог обратиться к
инвестиционным банкам за финансированием. А у “Соник Дуо” уже были долги
перед Ericsson, которые составляли $40 млн. И оплатить эти долги было
нечем.
Мы посчитали и решили: чтобы запустить сеть и привлечь кредит в ЕБРР
и IFC [Международная финансовая корпорация, входит в группу Всемирного
банка], которые обычно инвестируют в инфраструктурные проекты,
понадобится $15 млн. Я сказал, что вложу эти деньги, если получу 77,7%
акций в TMI. Рожецкин согласился. Я решил, что могу предоставить
Рожецкину деньги в кредит. Но тогда возникли бы проблемы с фондом IPOC,
ведь он был создан для инвестиций, а предоставление займа — это не
инвестиции. Рожецкин обещал посоветоваться со своими партнерами, чтобы
найти некий компромисс. К концу марта 2001 г. такой компромисс был
найден — это было соглашение опциона. Мы заключаем соглашение, и если я
исполняю его и вношу не менее $15 млн на развитие “Соник Дуо”, то
получаю 77,7% акций TMI.
В апреле мы подписали в Цюрихе первое опционное соглашение с
Рожецкиным и оплатили первые $5 млн, которые стали нашим вкладом в
уставный капитал “Соник Дуо”. А затем вместе с TeliaSonera начали работы
по слиянию московского оператора “Соник Дуо” с “Северо-Западным GSM”. В
августе между акционерами “Соник Дуо” и “Северо-Западного GSM” было
подписано соглашение об объединении двух компаний и создании “МегаФона”.
Потом мы оплатили еще $6 млн во исполнение опциона. А с ноября дела
перестали ладиться. В Москве для “Соник Дуо” не нашлось частот, и
оказалось, что бизнес-план, который разрабатывал Рожецкин, слишком
оптимистичен. Планы не выполнялись ни по числу базовых станций, ни по
количеству абонентов, ни по финансовым показателям. Член совета
директоров “МегаФона” из Telia Анника Кристианссон предложила: раз у
“Соник Дуо” так много проблем, может, нам просто обанкротить эту
компанию?
Но к тому времени мы уже перечислили “ЦТ-Мобайл” более $15 млн, тем
самым выполнив обязательства по первому опциону. И в декабре мы
подписали с Рожецкиным второе опционное соглашение, по которому должны
были сразу предоставить его компании дополнительные $10 млн на развитие
и еще $16 млн — в ближайшие два года, до сентября 2003 г. В результате
IPOC должны были достаться оставшиеся 22,3% акций TMI.
В декабре 2002 г., под самое Рождество, мне домой позвонил Рожецкин,
который улетал за границу, и просил о немедленной встрече. Мы
встретились в аэропорту, и Рожецкин сказал, что считает несправедливым
размер суммы, которую получает в результате сделки, поскольку доля,
которую получит IPOC в “МегаФоне”, теперь стоит гораздо дороже. Я
возразил: мы же заключили сделку, не так ли? На этом разговор и
закончился.
С начала 2003 г. я стал напоминать Рожецкину, чтобы он уведомил ЕБРР,
с которым мы вели переговоры о кредите, о том, что с сентября от имени
“ЦТ-Мобайла” должен выступать не LV Finance, а IPOC. Но Рожецкин медлил.
В начале лета 2003 г. я послал ему очередное напоминание по e-mail — и
опять никакой реакции. Я подумал: здесь что-то не так. И решил —
перечислю всю оставшуюся сумму, $16 млн, прямо сейчас. 28 июля я
направил на счет эскроу-агента финальный платеж, но на следующий день
эти деньги вернулись. Звоню агенту — и обнаруживаю на его месте совсем
другого адвоката, который утверждает, что счет закрыт! Вы что, с ума
сошли, говорю — счет невозможно закрыть просто так! А мне отвечают:
таково поручение нашего клиента.
Я отправился в Лондон, чтобы посоветоваться с юристами. Тем временем
мне позвонили от Рожецкина и сообщили, что он хочет со мной встретиться.
5 августа мы встретились в одном из отелей в Москве, и Рожецкин заявил:
“Я выхожу из игры. Я продал LV Finance “Альфе”. — “А как же договор
опциона?” — “Что ж, некоторые ситуации приходится разрешать в суде”. —
“И с кем мне теперь общаться?” — “С "Альфой", с [Вадимом] Кучариным и
[Дмитрием] Возиановым” [Спустя некоторое время Кучарин возглавил “Альфа-Телеком”,
а Возианов — “ЦТ-Мобайл”. — “Ведомости”]. Я говорю: продавать акции
“МегаФона” конкурентам нельзя, это противоречит соглашению между
акционерами. А он смеется. [Представители Леонида Рожецкина не стали
комментировать рассказ Гальмонда. — “Ведомости”]
Сначала мы попытались действовать через суд на Багамах, где
зарегистрирована TMI, чтобы арестовать ее акции. Но скоро выяснилось,
что арестовывать уже нечего — активы переведены. Тогда мы подали иск в
Верховный суд на Британских Виргинcких островах и в Арбитражный трибунал
при Международной торговой палате в Женеве, затем в Арбитражный трибунал
в Цюрихе. О том, что было дальше, подробно писали газеты.
— Почему вы выбрали в качестве места для разрешения судебных
споров Швейцарию? Ведь “МегаФон” — российская компания.
— Договоры опционов подчинены английскому праву, и в них местом
рассмотрения споров указана Швейцария. Мы могли выбрать и
Великобританию, но судебные издержки были бы выше. Что же до России —
воздержусь от комментариев. Уж если судиться, то лучше делать это в
стране, судебная власть которой имеет давние традиции.
— Поговаривают, что IPOC и “Альфа” ищут способы примирения. Вы
действительно ведете какие-то переговоры с “Альфа-групп”?
— В июне этого года мне позвонил [председатель совета директоров “Альфа-групп”]
Михаил Фридман и предложил поговорить. Мы встретились в рыбном ресторане
“Сирена” неподалеку от моего офиса, и Фридман объяснил, что Рожецкин был
недоволен ценой сделки с IPOC, поэтому предложил “Альфе” купить у него
акции. “Альфа” согласилась на покупку при условии, что все будет сделано
легально. Фридман предложил мне объединить “ВымпелКом” с “МегаФоном” и
зарегистрировать в Лондоне совместную холдинговую компанию, нечто вроде
Vodafone. Он даже предложил название для компании — “Евразия”. Я на это
ответил, что не могу вести переговоры, когда к моему виску приставлено
дуло. Верните акции — тогда мы сможем о чем-то говорить.
Позже, когда Арбитражный трибунал в Женеве вынес решение в нашу
пользу [суд решил, что LV Finance не имел права продавать 22,3% акций
TMI никому, кроме IPOC. — “Ведомости”], Фридман снова вышел на меня. “Вы
одержали верх в Женеве, — сказал он. — Так пусть эти акции будут вашими.
А остальное — нашим”. Я вновь повторил, что ни о чем не буду
договариваться, пока не получу причитающиеся мне акции. В последний раз
мы общались с Фридманом этой осенью в Женеве, как раз накануне начала
слушаний в Цюрихском трибунале [по первому договору опциона, который
касался 77,7% акций TMI].
[Фридман, которому через его представителей было предложено изложить
свою версию событий, не стал комментировать утверждения Гальмонда. —
“Ведомости”]
— Согласно материалам частичного решения Цюрихского трибунала,
судьи усомнились в том, что вы действительно являетесь конечным
бенефициаром IPOC. Почему, как вы считаете?
— Мы предоставили трибуналу в Цюрихе подробную информацию о платежах.
Кроме того, я предоставил суду на Британских Виргинских островах отчет,
подготовленный нашими аудиторами, о том, как совершались платежи. Все
сделки наших компаний строго задокументированы. Сейчас мы собираем
дополнительные документы, чтобы предоставить их судьям. LV Finance
[ответчик по иску IPOC в Цюрихе. — “Ведомости”] придется серьезно
потрудиться, чтобы найти конкретные доказательства и объяснить, что же
незаконного в нашей деятельности.
— Вы объявили себя владельцем IPOC лишь в мае. Почему бы вам не
сделать этого раньше? Тогда, может, многие подозрения и не возникли бы?
— Владельцем IPOC всегда был я. Информация об этом появилась в мае
просто потому, что тогда начались судебные слушания в Женеве и судья
потребовал сообщить, кто стоит за IPOC. [Представители LV Finance
указывают, что по частичному решению Цюрихского арбитражного суда
“документы, представленные г-ном Гальмондом, не доказывают заявление,
что он является бенефициарным владельцем "Гамма Груп", в состав которой
входит IPOC. В частности, декларация, представляющая г-на Гальмонда как
бенефициария одной из компаний "Гамма Груп", могла быть сфабрикована (в
ней указано название компании, возникшей 8 месяцев спустя)”.]
— Судебные тяжбы вокруг блокпакета “МегаФона” идут уже почти
полгода. Вы продолжаете верить, что вам удастся заставить “Альфу” отдать
акции вам?
— Ключевой момент для нас — суд на Британских Виргинских островах. В
Женеве и Цюрихе мы судимся с LV Finance, а на Британских Виргинских
островах — с компаниями самой “Альфы”, которые покупали акции. Суд
Британских Виргинских островов должен учесть решения, вынесенные в
Женеве и Цюрихе. В Швейцарии мы требуем признать, что IPOC исполнил
договоры опционов надлежащим образом, а на Британских Виргинских
островах — признать “Альфу” недобросовестным покупателем и вернуть акции
IPOC.
— Но ведь для этого придется доказать, что “Альфа” купила акции
напрямую у Рожецкина?
— Невозможно провести целый ряд сделок купли-продажи по длинной
цепочке фирм с разными владельцами всего за три недели, как это было
сделано. И потом, возникает вопрос — откуда у [нынешнего президента LV Finance
Леонида] Маевского взялись деньги, чтобы оплатить сделку [покупку LV Finance
у Рожецкина. — “Ведомости”]? [Маевский сказал “Ведомостям, что он
получил кредит под залог векселей своей компании Palmer Trading.]
— Тот же самый вопрос ваши противники адресуют вам. Откуда у вас
появились деньги на оплату опционов?
— Все это описано в аудиторских отчетах, в балансах IPOC, в
банковских документах. Доказать легальность наших платежей не проблема,
ведь IPOC — публичная компания.
— А ваши противники утверждают, что доходы IPOC получены в
результате отмывания средств рядом высокопоставленных российских
чиновников…
— Могу заверить вас на 100%, что все наши платежи — абсолютно
легальные. Именно это мы и собираемся доказать в ходе продолжающегося
судебного разбирательства в Цюрихе.
О КОМПАНИИ
IPOC International Growth Fund Ltd. (IPOC) учрежден на Бермудах в
июне 2000 г. Фонд владеет 8% акций ОАО “МегаФон”. В апреле и декабре
2001 г. IPOC подписал два опционных соглашения с LV Finance о покупке
100% акций Transcontinental Mobile Investment Ltd. (TMI),
единственного владельца ООО “ЦТ-Мобайл”, которому принадлежат 25,1%
акций “МегаФона”. В августе 2003 г. IPOC обнаружил, что доля LV Finance
в “МегаФоне” перешла к “Альфа-групп”, и обратился в суды ряда
государств. Сейчас иски IPOC рассматриваются в Цюрихе, Стокгольме и на
Британских Виргинских островах. Крупнейшие акционеры “МегаФона” —
финско-шведский оператор TeliaSonera (35,6%) и ОАО “Телекоминвест”
(31,3%). Аналитики банка “УралСиб” и инвесткомпании “Тройка Диалог”
оценивают стоимость “МегаФона” в $3,7-4,3 млрд.
Помимо акций “МегаФона” “Телекоминвест” владеет рядом активов в сфере
мобильной (“РадиоТел”) и фиксированной связи (“ПетерСтар”, “Петербург
Транзит Телеком”, “Санкт-Петербургские Таксофоны”, “Вэб Плас”),
финансовых услуг (“Северо-Западный Телекомбанк”, “Лизинг-Телеком”),
информационного и медиабизнеса (“Санкт-Петербургская информационная
компания”), производства оборудования и ПО (“Петер-Сервис”).
Консолидированная выручка “Телекоминвеста” по стандартам US GAAP в
2003 г. составила $87,3 млн, а чистая прибыль — $53,6 млн.